Виктор Александрович

 

 

          В мае в Париже открылся салон "Дэ Артист Франсэ". Клермон-Ганно сразу же взял у Рухомовского "Золотой скелет с саркофагом" и его другие миниатюрные работы, пообещав, что сам лично позаботится о размещении их в экспозиции Салона. В это время открылся второй салон - "Националь". Оба эти Салона конкурировали между собой и каждый из них искал что-то выдающееся, чем можно было бы привлечь публику. К Рухомовскому явился директор второго Салона и попросил, чтобы он дал ему что-то из своих работ. Но все уже было отдано первому Салону.

          Пресса тут же сообщила, что работы Рухомовского будут выставлены в Салоне. "Матэн" огромнейшими буквами на всю полосу сообщала: "Рухомовский в Салоне". Но Рухомовский, к сожалению, тогда не понимал, что вся эта кричащая газетная реклама не в его честь, а на благо Салона. Если бы Рухомовский был более практичным, он смог бы успешно организовать свою персональную выставку и выиграть материально, но он упустил такую прекрасную возможность, которая появляется лишь раз в жизни. Самое малое, что он мог сделать, это попросить у Салона половину дохода. Но разум, как обычно, приходит всегда потом. Так, пользуясь его неопытностью, люди извлекали пользу для себя. Израиль еще раз убедился, что он – никудышный бизнесмен.

          Из Лондона Рухомовскому поступило письменное предложение о том, что купят все экспонаты за любую цену, даже не глядя, но при условии, что ранее их никто не увидит. Однако французский Салон не захотел вернуть экспонаты и выпустить из рук хорошее дело. Отсюда вывод, что более практичные люди поняли, что с такими экспонатами можно сделать прекрасный бизнес. Тогда же известный журнал "Иллюстрасьон" хотел купить у Рухомовского право печатать фотографии всех его работ (а пока они печатали только его портрет). Но вот редакция журнала узнала, что раньше это сделали в Вене. Там уже опубликовали все его работы (без его ведома). Значит, и из этой сделки ничего не вышло. 

          "Везде можно было ожидать подвоха. Даже в салоне могли быть не замечены мои работы: чтобы разглядеть мелкие экспонаты, надо держать их в руке и рассматривать через увеличительное стекло, а смотреть на них издали, когда они находятся в витрине, это все равно что пытаться увидеть муху на шпиле церкви. И мои недруги сразу воспользовались этим. Они раструбили, что мои работы ничего не стоят, в них нельзя увидеть что-либо интересное... Но все-таки было суждено, чтобы моя звезда не погасла."

          Однажды Рухомов¬ский был приглашен по неотложному делу к одному очень богатому человеку и коллекционеру старины Рейтлингеру. Рухомовского встретил старенький человек и после обычного "здравствуйте" на полуеврейском и полунемецком языке спросил, какие еще изделия изготовил мастер кроме тиары. Рухомовский перечислил свои работы: колье с мифологическими сценами (в настоящее время экспонат музея Фаберже в Баден-Бадене), скульптурную группу "Ахиллес и Минерва", ритон, полностью покрытый скифскими фигурками в горельефе, а также большую золотую вазу с двумя пьющими вино скифами и козьими головками с обеих сторон, из которых льется вино. Коллекционер попросил нарисовать эти вещи на бумаге. "Я долго не заставляю себя упрашивать и рисую все перечисленные вещи в натуральную величину. Тут же замечаю, что мой старичок бледнеет, руки дрожат, ноги не держат его, как будто у него началась лихорадка. Старик обращается ко мне и плаксивым голосом говорит: "Шма, Исраэль! Я тоже еврей, смилостивьтесь, скажите мне всю правду!.." ...). Оказалось, что Гохман отдал этому господину-банкиру под залог все перечисленные вещи, за которые Рухомовский должен был получить 400 рублей. "Я говорю старику: "Это настоящая правда. Мне еще положены деньги за эти работы. А если вы еще не полностью убеждены, что это так, могу прислать вам все эскизы и фотографии". "Все вещи, которые вы нарисовали, находятся у меня!..", -сказал подавленный коллекционер."

          "Я благодарю его и бегу к своему другу Клермон-Ганно, делюсь с ним своей радостью и говорю: "Слава Богу, теперь уже не понадобится увеличительное стекло, чтобы увидеть мои работы. Даже слепые за милю увидят в моей витрине золотые вещи большого размера". Директор Салона тут же побежал к Ройтлингу и сказал ему, что он поставит специального полицейского, который будет днем и ночью охранять эти новые драгоценные экспонаты. "

          Как только выставил эти вещи, пресса подняла невероятный шум. Экспонаты хвалили и писали огромные статьи о их красоте и тонкости исполнения, говорили о гениальности мастера. Его противники тоже шумели и кричали, что Салон не имеет никакого права принимать новые экспонаты после открытия выставки (после выставки эти три ювелирных изделия бесследно исчезли).

          "К моему счастью, в это время в мире было спокойно (ни войны, ни политических интриг) и корреспонденты газет бездействовали. Потому-то они были довольны, что Бог прислал хоть немного дела. По поводу каждого слова, каждой мелочи строчили большущие статьи. Чем больше газеты заинтересовывали публику, тем чаще публика-дура бегала в Салон."

          В Салоне становилось тесно от посетителей. Витрину огородили, как какого-то идола, а полицейский не разрешал приближаться к ней. Но публика из-за этого еще больше стремилась все увидеть. Где не пускают, тут надо обязательно протолкаться.

          "Я редко заглядывал в Салон, потому что достаточно было, чтобы кто-то узнал меня, как тут же окружала толпа, которая смотрела на меня, как на вора или, в лучшем случае, как на дикое животное. Это было мне, конечно, не по душе. (...)"

          Однажды на выставке, когда Рухомовский комментировал свои работы одной еврейской газете, он был представлен Барону Альфонсу Ротшильду (Rothschild 1827 - 1905 гг., второй сын Джемса-Майера Ротшильда. В 1854 г. Барон А. Ротшильд стал главою банкирской конторы Ротшильдов в Париже - европейской династии банкиров и общественных деятелей еврейского происхождения, основанной в конце XVIII века. Считается, что на протяжении XIX века Ротшильды имели наибольшее состояние в мире и в современной мировой истории).

          Благодаря скандальной истории с тиарой в Париже родилась целая промышленная индустрия - печаталось бесчисленное множество наборов открыток, различных брелоков, даже стаканы с изображениями тиары и многое другое. Люди делали хорошие деньги, пользуясь тиарой и именем Рухомовского. Но мастер с этого, конечно же, ничего не имел, кроме ложной славы, которая к нему пришла. 

          Мошенники только и ждали подходящего случая, чтобы провернуть очередное дельце за его счет. Однажды Рухомовский немного простудился и не пошел в Лувр, газеты тут-же мгновенно оповестили о его опасном состоянии, а противники назвали его симулянтом, который игнорирует допросы и притворяется больным. Один находчивый аптекарь прислал Рухомовскому пузырек с микстурой для улучшения его самочувствия с просьбой ответить ему о качествах новоиспеченных лекарствах, и, если Рухомовский не против, новое изобретение в медицинской промышленности будет называться "Тиаракол".

          Рухомовскому также предлагают и мировое турне с тиарой, другие хотели открыть шикарные магазины под названием "Тиара", где он будет директором и управляющим, а из Америки даже прислали заказ на изготовление второй такой. Естественно, мастер отказался от всех этих предложений.

          Были также и более почтенные обращения. Одной знаменитой и очень красивой еврейской актрисе необходима была бриллиантовая диадема для главной роли в новом спектакле, и ее хотели заказать у Рухомовского. Это могло быть хорошей рекламой им обоим - пьесе и ему. Но славу такого сорта маэстро никогда не уважал, это было не в его вкусе.

          Несмотря на скандал, невероятный талант Рухомовского вызвал огромный интерес у публики, а его популярность в Париже росла с каждым днем, и он превратился в знаменитость. Многие высокопоставленные дамы жаждали получить от него автограф или сувенир на память; на улицах его приветствовали незнакомые люди и снимали перед ним шляпы.

          Допросы и выяснения подходили к концу, и уже не было необходимости в переводах. Мастер с нетерпением ждал, когда наконец прибудут из Одессы его инструменты, чтобы с головой окунуться в работу. Ему приготовили хорошую комнату с мастерской и всем необходимым для работы. 

          "Наконец, да будет славен Бог, мои инструменты прибыли. Созыв экспертов по чеканке изучил мое оборудование, вызвавшее взрыв хохота, как когда-то часовщик Лейбке смеялся над моей первой печатью; "Это не чеканы, - говорили они, - это гвозди!" И действительно, все это было мало похоже на инструменты профессионала, я никогда и не видел как они выглядят на самом деле, а делал их сам, следуя только воображению.

          Для большего моего увлечения работой, Клермон-Ганно сказал, что все мои произведения будут моей собственностью. Я был чрезвычайно доволен, так как надеялся продавать их здесь по хорошей цене. Итак, принимаюсь за работу, остальное к чертям!

          Для начала мне предложили изобразить сцену из греческой мифологии: молодая женщина заснула, а маленький херувим стаскивает с нее покрывало.(....)

          Утром мне вручили пластинку из золота и я принялся за работу, в добрый час. Вечером я уже нанес верхние рельефы; оставалось лишь завершить несколько деталей сверху. Хотя Клермон-Ганно рассчитывал, что работа займет несколько дней, все же не выдержав, он со своей свитой под вечер заглянул ко мне. Когда они увидели, что воск не тронут, а фигурки почти готовы, их лица засияли от восхищения. "Браво, браво, - кричали они, - Вы настоящий мастер!" (как у нас говорят, вы настоящий черт). После этой работы я сделал голову греческого солдата в шлеме.

Вскоре известные археологи и лучшие специалисты созвали большое совещание. Они должны были увидеть, что можно работать без "макетов" и мне не оставалось ничего больше, как показать свое последнее доказательство: снова сделать большую часть тиары. (...)

          Эта работа длилась много недель, но я все же нанес последний удар моим противникам. Даже ангел-ненависник не смог бы придраться. Не оставалось больше никаких сомнений, что это моя работа. (...)"

          После почти двухмесячного разбирательства, расследование было завершено. На память об этом событии всех троих сфотографировали - Клермона-Ганно, Рухомовского и тиару. Клермон-Ганно представил в Министерство народного просвещения доклад, где говорилось, что тиара не является подлинной, а настоящим автором ее есть гравер-виртуоз, мастер из Одессы Израиль Рухомовский, который сделал ее по заказу частного лица из Керчи. Тиару срочно сняли с экспозиции Лувра, где она простояла в тече¬ние семи лет вместе с нацио¬нальными сокровищами Франции, и поместили на не менее почетное место - в экспозицию Музея прикладного искусства, где она и нашла свое постоянное место как прекрасный образец ювелирного искусства конца ХIХ столетия с надписью "Сделал Рухомовский". Французские ученые вынуждены были сдаться перед неопровержимостью доказательств одесского мастера и при¬знать допущенную ошибку. Когда правда всплыла, престиж Лувра - центра мировой культуры, существенно пошатнулся, и был вызван переполох среди других европейских музеев и коллекционеров. 

          Рухомовский, стал героем и кумиром парижан, которым весьма импонировало то, что этот маленький человек дал повод посмеяться над сильными мира сего. Петербургская газета « Новое время» от 7 мая 1903 года писала: «О Рухомовском говорит весь Париж, печатают его портреты, его зовут в компаньоны известные купцы, его произведения принимают в Салон и становятся приманкой для толпы, его провозглашают чуть ли не современным Бенвенуто Челлини! Это сказка из «Тысячи и одной ночи». Но мораль ее так неморальна, что может привести в уныние кого угодно. В самом деле, что это такое! Пока человек честно и с любовью трудился, на него никто не обращал внимания. А сделал подделку, и земные блага посыпались на него, как из рога изобилия. Между тем, обрати люди вовремя должное внимание на этого даровитого самоучку, из него вышел бы выдающийся художник…»

          Нужно отдать должное и незаурядности таланта аферистов братьев Гохманов, тонких психологов, прекрасно знающих и ориентирующихся в спросе и предложении культурных ценностей античной эпохи, которые блестяще организовали производство и мастерски продавали фальсификаты крупным музеям и коллекционерам России и Европы. Не было бы великих аферистов Гохманов - не было бы, очевидно, и триумфального взлета Израиля Рухомовского. 

          Так, три ловких афериста - коммерсант из Очакова, мошенник и владелец тиары, талантливо срежиссировавший историю тиары Шепсель Гохман, венский посредник антиквар Антон Фогель, и его компаньон маклер Шиманский, в 1896 году обвели вокруг пальца лучших парижских экспертов и искусствоведов и смогли продать Лувру «подделку века", сделанную гениальным одесским ювелиром-самоучкой И. Рухомовским, мастером, которого в начале ХХ века узнал весь мир. Тиара справедливо признана произведением искусства, поскольку нельзя называть подделкой то, что не имеет мировых аналогов.

          За выполненный с поразительной точностью "Золотой скелет с саркофагом" и другие произведения граверу Израилю Рухомовскому на выставке Салона французских художни-ков в Париже 26 мая 1903 года, секцией декоративных искусств единогласно была присуждена золотая медаль третьей, высшей степени, удостоив единственного за все времена ювелира-индивидуала из России. Эта награда сразу принесла Рухомовскому мировую славу. Газета "Фигаро" и другие писали, что правительство хотело наградить Рухомовского орденом "Почетного Легиона", но высшие чины сделали все, чтобы этого не допустить.

          На следующий день, после награждения маэстро золотой медалью, Рухомовского пригласили в Лувр, где его уже ждала вся администрация музея, во главе со старым директором Кемпнером. Все ходили молча с опущенными головами. Рухомовскому показали большое колье и серьги тончайшей работы, которые раньше выставлялись одновременно с тиарой, но когда возник шум вокруг тиары, их незаметно убрали в хранилище, ни публика, ни пресса этого не заметили. "Меня спросили не моя ли это работа. Я ответил, что работал другой мастер, но по моим эскизам, а основные элементы и маленькие фигурки, действительно, делал я. Бедный старик готов был зарыдать: опять, снова мои работы. Я поспешил успокоить его, пообещав никому ничего не говорить, и держал слово до сих пор."

          Рухомовскому выдали положенную зарплату и дали на дорожные расходы. С этого момента он был свободен. "Вся моя документация, рисунки, эскизы мне возвращены, а материалы допросов следственной комиссии и пробные мои работы были аккуратно сложены и переданы на хранение в архив. "Да будет на то воля Божья, когда придет второй Мессия и все мертвые поднимутся из свих могил, и Сайтофариес меж ними, пусть заберет он себе эту тиару и не забудет меня поблагодарить..."

          Перед отъездом на родину Клермон-Ганно убеждал Рухомовского навсегда переехать с семьей в Париж. Видя множество фотографий рисунков и скульптур его талантливых детей, он уверял Рухомовского в их блестящем будущем. Прощаясь с Рухомовским Клермон-Ганно подчеркнул, что он всегда был уверен в его добропорядочности и пожелал великому мастеру всего самого лучшего. Они искренне благодарили судьбу за их знакомство и за глубочайшее уважении друг к другу.

          Рухомовский возвратился в Одессу, которая встретила его восторженно. Опять началась новая суета с репортерами, с писаниной, враньем в газетах, со всякими выдумками и небылицами. В честь прославившегося соотечественника, одесский издатель Сапожников 20 июня 1903 года выпустил иллюстрированный критико-биографический очерк "Израиль Рухомовский и его работы". Это обстоятельство было чрезвычайной редкостью, поскольку немногие представители ювелирной профессии в то время удостаивались прижиз¬ненных изданий. Благодаря уже широкой известности мастера, в Одессе нашлось много настоящих клиентов, от которых поступали серьезные заказы. Рухомовским были изготовлены также памятные кулоны в виде миниатюрной золотой тиары высотой 15 мм, на которых были изображены более 20 персонажей, 10 орнаментов и фризовая надпись на древнегреческом, которые хорошо расходились, хотя и стоили больших денег. Один из таких кулонов Рухомовский подарил своему лучшему другу Иосифу Гехту в 1903 году (в настоящее время, как и золотое колье с мифологическими сценами, является экспонатом музея Фаберже в Баден-Бадене). Изделия знаменитого мастера настолько стали популярны, что некоторые любители даже разыскивали его жетоны, выпущенные для сионистского движения. Рухомовский изготовил золотую миниатюрную копию тиары Сайтаферна (высотой 40 мм) специально для конкурсного показа на выставке Салона французских художников в Париже в 1904 года, о чем говорит отгравированная надпись на ее плоском основании. В ней, прежде всего, поражают высокая точность повторения композиции и фантастическая проработка деталей. За это единственно выставленное произведение, Рухомовскому была присуждена золотая медаль. В 1924 году она была представлена как выдающееся произведение русского искусства на выставке в Бурлингтонском Клубе изящных искусств (каталожный ном.185). В коллекцию Русского национального музея эта тиара попала в 1998 году от сэра C.Hercults Read при посредничестве Wartski (Лондон) (?).