Виктор Александрович

 

 

 

 

          Но наиболее полную развернутую аргументацию представил известнейший немецкий историк античного искусства и один из крупнейших археологов мира того времени профессор мюнхенского университета Адольф Фуртвенглер (Adolf Furtwängler, 1853-1907), опубликовавший и определивший авторство многих произведений древнегреческого искусства. В июне 1896 г. в мюнхенском журнале Revue Cosmopolis он выступил с разоблачительной статьей - "Тиара царя Сайтаферна".

          "В апреле этого года газеты сообщили о том, что музей Лувра приобрел чудесный новый экспонат. Золотая находка из Южной России была куплена не менее, чем за четверть миллиона франков. Поскольку я и без того находился на полпути к Парижу, то был чрезвычайно счастлив иметь возможность лицезреть находку одним из первых иностранных ученых. С давних пор моим любимым занятием было изучать то, каким образом греческое искусство попало в суровую страну скифов. Поэтому я с нетерпением ожидал того, какое место займет золотая находка Ольвии, которая своим богатством и красотой должна затмить всех присутствующих.

          Но уже с первого взгляда меня постигло глубокое разочарование. И даже более подробное изучение, в ходе которого благодаря любезности служащего Лувра я мог осмотреть "находку" со всех сторон также и вне витрины, только подтвердило мое разочарование. Весь экспонат представляет собой подделку, гнусный, крайне наглый и бессовестный обман, жертвой которого пал, к сожалению, один из лучших музеев Европы.

          Но подделыватели не должны заранее праздновать свой триумф, их ничтожное ремесло должен подавлять каждый, ко может. Только поэтому я выразил свое мнение, а не для того, чтобы упрекать заслуженных ученых, заведующих музеем. Надеюсь, им очень скоро удастся заменить тиару настоящим греческим произведением искусства и выбросить ее туда, где она и должна находиться - в плавильной печи."

          Адольф Фуртвенглер заявил: «После проведенной мною экспертизы спешу сообщить свои заключения. Во-первых, на золоте отсутствует типичная для древностей красная патина; во-вторых, я нашел в научных публикациях аналогичные сцены и прототипы целого ряда персонажей тиары. Они есть на изделиях самых разных эпох и из разных, весьма отдаленных друг от друга, мест. В-третьих, богиня победы венчает скифского царя Сайтафарна лаврами!? Помилуйте, за какие такие заслуги? Никаких ратных подвигов вождь варварских кочевых племен не совершал. Напротив, совершал набеги на греческие полисы. Согласитесь, что за такие «подвиги» уж никак не могла богиня Ника увенчать лавровым венком предводителя скифов. Пусть даже царя, но царя обыкновенных всадников и стрелков из лука! И последнее, а так ли уж правдоподобна сама версия о подношении Сайтафарну от граждан Ольвии вместе с другими дарами самой тиары? Сохранилась, правда, надпись на мраморной плите в честь Протогена, свидетельствующая о том, что ольвиополиты в самом деле приносили в дар Сайтафарну девятьсот золотых. Но алчному варвару этого показалось мало, и он потребовал еще… Концовка этой истории на плите отсутствует. Скорее всего, что в ответ на это греки стали укреплять крепостные стены и достали свои мечи…».

          Выдающийся исследователь Крыма, вице-президент Одесского общества истории и древностей, член Московского археологического общества, Одесского отделения Русского технического общества, член-корреспондент Императорской Археологической комиссии, видный военный инженер, генерал-майор и вместе с тем археолог, историк-антиковед, коллекционер и нумизмат, Александр Львович Бертье-Делагард (1842-1920 гг.) в августе 1896 года он писал: "...неожиданное стечение обстоятельств позволило мне быть в Париже и самому увидеть тиару Сайтаферна. Этим последним я обязан самой совершенной и любезной предупредительности гг. директора и консерваторов луврского музея, а в особенности участию и вниманию г. Сол. Рейнаха; долгом считаю принести всем этим лицам мою самую глубокую благодарность. Я прошу их верить, что с особым удовольствием готов был бы признать свое мнение ошибочным, а вещи подлинными; к сожалению, довольно тщательный осмотр всего не поколебал моего мнения и к выше сказанному мне остается сделать лишь несколько дополнений. Работа вообще тиары превосходна с самого тонкого чекана, лучше, чем то кажется по рисунку, и чем было до сих пор мною виденное в поддельных вещах. Едва ли такой рисунок и чекан возможны в Одессе, так что по неволе приходится придать значение ходящим у нас слухам, указывающим на Вену, как на место подделок; к тому же и проданна была тиара венским торговцем, лишь с указанием на то, что все найдено в Ольвии."

          Бертье-Делагард ошибся только в географии фальсификата. Он продолжал: "В последние годы поддельные вещи стали появляться в большом изобилии, преимущественно очень ценные, причем они заметно и быстро улучшаются в качестве и увеличиваются в количестве. Надувают на тысячи и десятки тысяч рублей — и вовсе не одних доморощенных любителей, перенеся свою деятельность за границу, с успехом обрабатывают крупных тамошних ученых и еще более крупные учреждения. Все это становится в высокой степени опасным, а потому и должно употребить всяческие способы для прекращения такого производства".

Но при этом сам Бертье-Делагард признавал, что наказать производителей фальшивок на практике весьма затруднительно из-за разных формальностей и отсутствия свидетелей при заключении сделок.

          Со временем интерес к древностям в России развился настолько широко, что раскопки на местах греческих поселений стали вестись повсеместно, а любой помещик, на чьих землях находились хоть какие-то развалины или могильники, перерывал их с усердием крота. В ответ правительство запретило самовольные раскопки. Но, как писал Бертье-Делагард в 1896 году, все это создало великолепную почву для злоупотреблений и распространения фальшивок.

Русские ученые хорошо знали цену «ольвийским древностям», поступавшим на рынок через посредство очаковских и одесских торговцев. Казалось совершенно невероятным, чтобы о столь значительной ольвийской находке ничего не было известно в России. А о тиаре не слышали ни парутинские крестьяне, ни коллекционеры и антиквары, ни археологи. 

          Но Лувр, находя контрдоводы, стоял на своем и не прислушался к тревожным голосам этих "инакомыслящих" ученых, крупнейших знатоков ольвийских и скифских древностей. Одним из убедительных доводов Лувра было то, что современный мастер просто не способен создать подобное произведение греко-скифского ювелирного искусства. Начались многолетние дискуссии, сравнительные экспертизы, обвинения. Тиара же продолжала изумлять и восхищать своей красотой посетителей Лувра со всего мира еще на протяжении семи лет. Она притягивала, как магнитом, все новых желающих посмотреть на признанный шедевр античных греческих мастеров. 

          А началась эта необычная история еще в 1894 году…

          Недалеко от места археологических раскопок, в небольшом селе Очаков жили евреи литваки братья Шепсель и Лейб Гохманы (Schapschelle Hochmann, L.Hochman), известные торговцы колониальным товаром и антиквариатом, в дальнейшем сыгравшие значительную роль в судьбе великого мастера ювелира И.Рухомовского. Они были наиболее крупными и успешными торговцами античными древностями. Их знали от мала до велика. Гохманы хорошо изучили вкусы и потребности археологов, которые часто приезжали в Очаков, ездили на раскопки в окрестности и приобретали там разные вещи... Братья открыли антикварную лавку и скупали любые археологические находки у местных жителей-кладоискателей, тайно занимающихся грабительской незаконной "черной" археологией в районе Ольвии. Этой "благородной" профессией занимались многие. 

          Начинали братья-коммерсанты с мелочей — посуды и стекла, затем они освоили продажу бесценных археологических находок отечественным богатым коллекционерам (в основном - фрагменты мраморных плит с надписями на древнегреческом языке). Особо недоверчивым коллекционерам Гохманы предоставляли возможность самим найти древности в фальшивых могильниках. Торговля древностями шла неплохо, спрос на антикварный товар постоянно рос. Однако ресурсы очаковской земли были не бесконечны, а поскольку раскопки были делом нелегким, слишком долгим и непредсказуемым - древностей катастрофически на всех желающих не хватало. 

          Гохманы, живя вблизи Очаковских раскопок и видя очень часто, какие большие иногда деньги платят любители древностей за разные, по их мнению, пустяки, додумались до того, что гораздо легче делать археологические редкости, чем находить их. Тогда-то и решили предприимчивые братья организовать у себя подпольные мастерские и заняться изготовлением подделок. Сначала они осторожно подмешивали свои самодельные "находки" к настоящим древним вещам, найденным в разных местах по берегам Черного моря. На первых порах они изготовляли на своей фабрике только черепки и осколки от разных древних ваз, но скоро перешли к целым урнам и другим сосудам из очаковской глины. Изделия братьев Гохманов нравились многим археологам, любителям, которые находили их действительно древними. Фабриканты радовались, что их предприятие пошло в ход и начало успешно развиваться. 

Лейб Гохман больше занимался изучением спроса и изобретением археологических находок, а брат его Шепсель, в большинстве случаев, вел переписку с учеными людьми и с разными учреждениями. Обыкновенно он сначала писал своим клиентам предварительные, так сказать, подготовительные письма, которые должны были возбуждать у них археологический азарт. Такие письма иногда он заканчивал следующей фразой: "Вы будете обладать такой редкостью, какой никто иметь не будет".

          Следующим этапом развития их бизнеса стало изготовление "древностей" из мрамора и бронзы с древнегреческими надписями. Правда, ни сами братья, ни их помощники языка древних эллинов не знали, так что надписи получались бессмысленными — профессионалы сразу же распознавали подделку. Но любители с охотой брали эти мраморные плиты и различные бронзовые предметы, отдавая за них приличные деньги. Ведь в подобном бизнесе главным было не качество продукции, а правильная обработка покупателя: чтобы продать подделку, нужен большой талант, интеллект и особые способности, поскольку отношения на рынке антиквариата и предметов искусства очень тесные и строятся на доверии. Со временем, уровень мастерства фальсификаторов постоянно рос, и уже было не просто даже специалистам отличить оригинал от подделки. Так, в 1892-1893 гг. ловкие братья не без выгоды умудрились сбыть свои творения - целую серию мраморных плит с "древними" надписями, государственному покупателю - Одесскому археологическому музею. 

          Однако, в связи с резким падением спроса, в 1894 году братья вынуждены были свернуть торговлю этими плитами. Теперь на антикварном рынке стали хорошо покупаться и продаваться монеты, вазы, керамические статуэтки, ювелирные украшения из золота, серебра, бронзы. Но и этот товар вскоре стал дефицитом. Находчивые братья оперативно переключились на продажу подделок золотых античных диадем, ожерелий, перстней, серег, фибул и других украшений, искусно сделанных современными талантливыми ювелирами. Мастеров снабжали рисунками и фотографиями из газетных и журнальных сообщений о новых находках, опубликованных археологами и музеями, но им никогда не сообщалось об истинном назначении заказа. Новоделы смешивались с элементами настоящих находок, а для придания достоверности на них осторожно наносились повреждения, потертости, патина. Иногда компоновались вместе части настоящих древних находок для создания единой вещи. Товар поставлялся музеям и коллекционерам, как правило, через подставных агентов. Клиентами братьев были музеи и коллекционеры России, Германии, Франции, Англии, Греции, Италии.

          Постепенно число фальсификаций, вышедших из подпольной мастерской братьев Гохманов, увеличивалось, а предметы становились крупнее и ценнее. Первой жертвой античных подделок стал богатый николаевский коллекционер Фришен. Естественно, вначале ему предлагались находки, которые состояли из настоящих и нескольких мелких фальшивых предметов. Приохотившие Фришена к покупке древностей, летом 1895 г. братья Гохманы, решились на крупную аферу. К нему Гохманы направили своих агентов - подставных крестьян из села Парутино, расположенного прямо на ольвийском некрополе. Они предложили горе-коллекционеру купить у них золотую корону и древний золотой короткий меч с богато украшенной золотой рукояткой якобы из найденной и вскрытой ими богатой могилы, иначе они должны будут уступить их евреям. Фришен, рассмотрев эти вещи, решился на довольно крупный расход и заплатил за них мужикам более 3000 руб. 

           Но радовался Фришен не долго. Он обратился за экспертизой к Э.Р. фон Штерну, известному археологу и новому директору (с 1896 по 1911 гг.) Одесского археологического музея, (того самого музея, который ранее купил у Гохманов фальшивые плиты). Экспертное заключение Штерна свидетельствовало о явном фальсификате, хотя эти предметы, в общем, были сработаны превосходно. В них находились настоящие древние камни и куски античного стекла, а золоту придан темно-красный отлив античного золота, и, по первому впечатлению, возможно было принять их за первоклассные предметы древнего искусства. Увы, сделка состоялась, а парутинские крестьяне бесследно исчезли. 

      Вскоре торговать фальшивыми древностями на территории Российской империи стало уже не так легко, как раньше. Экспертиза Штерна заставила Гохманов усилить бдительность и осторожность. Зная об огромном спросе на предметы старины в Европе, братья решили попробовать поработать на западный рынок, который, после открытия в 1873 году Генрихом Шлиманом сенсационного клада "золото Трои", переживал среди музеев и коллекционеров период "античной золотой лихорадки". Для продвижения античного "бизнеса" в Европу, им нужен был универсальный ювелир экстра-класса, и такой вскоре нашелся. До Очакова, где жили братья Гохманы, дошли слухи о великом мастере, прибывшем в Одессу.

          1 февраля 1894 года один одесский ювелир привел Ш.Гохмана к Рухомовскому домой, но он как раз в это время сдавал экзамен на аттестат подмастерья в ремесленной управе. Придя с долгожданным дипломом, Рухомовский услышал от жены, что приходили два человека и спрашивали его. Увидев на рабочем столе различные творческие работы мастера, один сказал другому: " Вижу, он сумеет сделать то, что мне надо".

          Вскоре их встреча состоялась. Она была судьбоносной для торговца антиквариатом Ш. Гохмана и гравера-виртуоза И. Рухомовского - бедствующего, но очень интеллигентного и скромного человека, мастера от Бога. Они стали хорошими друзьями. У них оказалось много общего: оба говорили с литовским акцентом, оба понимали, что хорошо, а что плохо, и оба нуждались в деньгах.

          Рухомовский устраивал торговцев больше других ювелиров Одессы, так как был универсальным мастером, что было большой редкостью - он один мог выполнить работу рисовальщика, чеканщика, скульптора, гравера и ювелира. Гохман стал заказывать и затем успешно продавать различные ювелирные изделия на античную тему, выполненные Рухомовским, щедро оплачивая его работу. О истинных целях своего заказчика и дальнейшем назначении своих произведений, мастер, конечно же, не знал. В своих воспоминаниях "Моя жизнь и моя работа" Рухомовский описывает первую работу, сделанную по заказу Гохмана - голову Юпитера, выгравированную на стали: «Мне заплатили 30 рублей. Можете себе представить, в те времена 30 рублей! И он тут же заплатил наличными вперед, хотя аванса я не требовал. Я был тронут такой порядочностью. «Я вижу,- сказал Гохман, - с кем я имею дело!» и по сей день я не забыл тот жест… Позже он заказал целую серию таких головок и фигурок различных животных, для украшения ожерелий… и новый вид работы, чеканные рельефы на тонком металле». *

          ___________________________      

          * Здесь и далее курсивом выдержки из автобиографической книги И.Рухомовского "Моя жизнь и моя работа", изданной на идише в 1930 году в Париже.